«Хор голосов людей, проглядевших Человека, как заснувшие в Гефсиманском саду апостолы»

13 февраля 2019

На Пушкинском фестивале в Пскове показали красноярский спектакль Семена Александровского, первую постановку третьей пьесы Дмитрия Данилова «Свидетельские показания». Предельно просто сделано: четверо прекрасных артистов красноярской драмы сидят/стоят по углам квадрата, представляясь то одним, то другим свидетелем, рассказывающим о человеке, выпавшем из окна. Действие обрамляет трубач, играющий нечто умиротворяющее абстрактное. Говорят, в Красноярске спектакль играется на закате на крыше, и в начале спектакля еще светло, а в конце – темно.

Мы слышим набор высказываний, в которых, чем больше говорится о погибшем человеке, тем все более неуловимым он оказывается. Следственный эксперимент приходит к нулю: о человеке вообще ничего определенного сказать невозможно. Выскальзывает. С финальными звуками трубы приходит понимание: человек оказывается еще более нам интересен, если мы не способны уловить его ни в какие тренды, архетипы и схемы. У нас не сформировывается заготовленного заранее представления, не выпадает готовая формулировка, нужный тэг. Человек-загадка. Возникает представление о человеке как об уникальной личности, возможно, о каждом человеке как об уникальной личности, которая сопротивляется любой стигматизации. Дознание принципиально невозможно. В человеческом общежитии прецедентов не бывает, каждый отдельный случай нужно рассматривать отдельно. Театр тут оказывается защитником бесконечно сложного, уходящего во фрактал человека.

Данилов – поэт повседневности, он любит хрущевки и стереотипные окраинные районы, облупленную краску подъезда и шелест полуоборванных объявлений на двери. Он рассказывает о повседневном как о событийном. Он рассказывает о серийном как об уникальном. Серая жизнь не бросается в глаза, ее тихая красота неуловима и некриклива. Она скрывается от глаза.

Заметны усилия Дмитрия Данилова по изучению речи, языка современников. Помимо неуловимости героя, есть еще оппозиционная проблема – серости, стертости речи свидетелей. Данилов уважает нищие мысли. И записывает речевые формулы, штампы, сотню способов тупо прореагировать на известие о смерти близкого. Монологи пьесы «Свидетельские показания» - это ассортимент скудности речевых оборотов, афоризмы невеликих людей. Вот и священник говорит, что это только иллюзия, что я слушаю на исповеди признания в каких-то ярких грехах, изысканных перверсиях. Нет, и тут, в области исповеди, повседневная скука, грехи мелкотравчатые, будничные.

В итоге повисает парадокс, проблема в финале: что такое эта неуловимость главного героя – это незнание и разночтения свидетелей или же всеобщая неосведомленность и – да, конечно! – патологическое нелюбопытство к жизни. Хор голосов людей, живущих мимо жизни. Хор голосов людей, проглядевших Человека, как заснувшие в Гефсиманском саду апостолы.

Источник: Псковский академический драматический театр имени А.С. Пушкина