Александра Стройло считают своим в самых разных видах искусства: он много лет сотрудничает с книгоиздателями как график и иллюстратор, он известный художник кино и театральный художник, сценограф и художник по костюмам многих спектаклей из репертуара Псковского театра драмы.
Но нагляднее всего многогранный дар художника Стройло раскрывается в искусстве авторской книги. Здесь он может абсолютно самостоятельно придумать и создать от начала до конца (от корки до корки) самобытный пространственно-материальный объект, в котором историю персонажей, рассказанную словами, совершенно невозможно отделить от среды их обитания, архитектоники страницы, сотканной из рисунков и каллиграфии, ткани и кожи, обрывков газет и троллейбусных билетиков. Иногда и сами персонажи, заявленные в названии или в начале рассказа, к концу книги незаметно исчезают, как будто растворяются на ветру, и остается только сам ветер, насыщенный сыростью, копотью и папиросным дымом.
Даже беглый искусствоведческий анализ обнаружит прямые истоки творческого метода Александра Стройло в русском, а затем и советском авангарде первых десятилетий ХХ века, когда изобразительное искусство активно устремилось за пределы плоскости и занялось поисками баланса между изображением, текстом и конструкцией. Все это складывается в особенный язык, для овладения которым художнику требуется максимум изобретательности и хорошая школа – мастерство, дающее смелость и легкость почерка, в сочетании с педантичностью и вниманием к деталям.
А вот высказывание, созданное Стройло на этом языке, выдает его принадлежность к художникам совсем другого – позднего советского – поколения. Абсурд, ирония, нагромождение аллюзий, смешение высокого стиля с просторечьем – в постмодернистскую топку этого паровоза бросается всё, до чего только может дотянуться рука художника. На этом топливе и едут истории, который рассказывает художник Александр Стройло. Истории, которые невозможно воспроизвести своими словами, но за ходом которых все равно почему-то интересно следить. Одна картинка тянет за собой другую и третью, серия следует за серией, страница за страницей разворачивается книжка-гармошка, а потом, дойдя до края, история заворачивает за край и начинает свой путь в обратном направлении.
Где-то на этом пути нам обязательно встретится Пушкин (куда ж без него), а на следующей станции в вагоне встречного поезда промелькнет Достоевский (он ведь тоже «всегда куда-то ехал: то в Баден-Баден, то еще куда-нибудь»). Где-то на окраине Лондона, плавно переходящей в петербургские трущобы, Джек Потрошитель равнодушно пройдет мимо Родиона Раскольникова (оба, что характерно, в масках и перчатках).
«А как же Достоевский? А что Достоевский? Он давно ушел в мир иной… А зелёные человечки так те никуда не девались».